С равнодушно-непроницаемым выраженьем на юном точёном личике дотерпев и так не сильно подробный рассказ Сильваны (такое выражение можно было бы назвать «деревянным», если бы при этом не пришлось рисковать обидеть дриаду), сопровождающее её это чёртово эльфийско-остроухое чадобразие (и в кого оно уродилось!) нетерпеливо дернуло заострённым кончиком своего левого уха (а быть может, дело было вовсе не в нетерпении, а существу мешала собственная грива густых волос, спадающих своевольными тугими янтарными волнами-завитушками с макушки до самых бёдер. Хотя нет: дриаде, вероятнее всего, померещилось – никогда раньше она не замечала, чтобы эльфы шевелили ушами) и не бросилось к заплетённым невероятным узлом деревьям в самом центре поляны, а медленно, будто бы зачарованное, двинулось к ним, протягивая вперёд изящную точёную руку с по-мальчишески короткими, но зато ухоженными ногтями. И опять у дриады по грациозным, лишь слегка ломаным и угловатым движениям остроухого существа никак не получилось определить, кого она видит перед собой: мальчика или девочку.

Остроухое существо услышало начальственный окрик, но только лишь возмущенно дёрнуло ушами и поторопилось к деревьям. Крик лишь подстегнул его в намерении как можно скорей прикоснуться рукой к ближайшему древесному стволу, покуда у него не отобрали эту возможность. Один шаг – и непоправимое было сделано. Существо обернулось и дерзко уставилось на дриаду. На красивом точёном личике выписывалось возмущение вперемешку с разочарованием. Что бы янтарноволосое существо ни ожидало от контакта с деревьями, этого не произошло. Вообще ничего не произошло. И поэтому юное остроухое чадобразие, донельзя избалованное родителями и совершенно не привыкшее к тому, чтобы кто-то повышал на него голос, было более чем возмущено поступком дриады.
Существо горделиво вздёрнуло носик, только так и не снизошло до разговора с дриадой. Вместо этого оно повернулось обратно к дереву и принялось гладить руками видоизменённую кору, жадно впитывая в себя новые ощущения, связанные с тактильным контактом с древесной текстурой.
Ничего подозрительного оно не ощущало.

«Рада, что с вами ничего не произошло... Нет, вы только подумайте! Она рада! Она позволяет себе радоваться! Как будто моё состояние может действительно касаться её!..» – существо пренебрежительно дёрнуло плечиком. Для него как будто ничего не значило то, что за него кто-то волнуется. Взмах ресниц, поднимающихся вверх, трепетая, словно крылышки бабочки – длинных чёрных ресниц, обрамлявших дивные эльфийские глаза цвета тёмного янтаря... неужто Сильвану и впрямь не обманывало её чутьё, её взращенное горьким опытом умение разбираться в мотивах и поступках других существ, и за таким «зеркалом» действительно скрывалась душа самого настоящего эгоиста, ставящего много важней трудов и беспокойства окружающих свои капризы и сиюминутные прихоти? Нет, Эльва была куда более сложной и утончённой натурой – намного сложнее и тоньше этого остроухого капризно-избалованного маменькиного сыночка или папенькиной дочки – не имевшей в своей душе ни грана эгоизма, не умеющей позаботиться о себе – и причина её исчезновенья также была много более нетривиальной и непрозаичной.
Даже отвечая на вторую фразу дриады, подразумевающую сделать и озвучить свой выбор, остроухое существо лишь милостиво кивнуло, однако не снизошло до объяснения, с которым из двух предложений оно соглашается.
Молчание затягивалось и становилось воистину гнетущим и тёмным.

Офф: «Ушастик» не знаком с Эльвой. Это просто авторское пояснение.

Хрустальный ручей <---

Алессандра впервые видела эту поляну с тех пор, как они с Калиолем нашли здесь Кристалл. Настроение резко упало, то, на что дриада надеялась, не сбылось, и деревья в центре поляны как были, так и остались скрюченными. Разве что часть поломанных деревьев растащили и вокруг не чувствующихся скрюченных уродцев образовалась пустая полоса, как будто служащая защитой для остальных деревьев, как если бы эти уродцы были заразными. В тихом молчании Алессандра прошлась по поляне, описала большой круг на более чем уважительном расстоянии в несколько метров от скрючившихся, перекрученных и перекрюченных, однако все еще до странности живых и до сих пор едва заметно пульсирующих деревьев, горестно вздохнула... – «Надо говорить... Когда-нибудь тебе об этом придётся заговорить...» – и обратилась, наконец, к Калиолю:
– Ничего не изменилось, по-моему... – грустно сказала дриада. – А ты как думаешь?..
И тут Алессандра поняла, что хитрит. Кое-что изменилось. Её восприятие изменилось. Прежде она не понимала себе, насколько это ужасно. А теперь поняла. Все эти перекрученные деревья, с этого момента и впредь все они, как один, напоминали ей... потерявшую рассудок и голову Липовую дриаду.

Отредактировано Колесо Судьбы (28.05.2013 19:07)

Только когда Калиоль заговорил о почках, Алессандра наконец-то смогла их заметить. Вплоть до этой минуты почки на изуродованных какой-то непонятной силой деревьях не ощущались дриадой, а потому просто ускользали из ее восприятия. Затаив дыхание, девушка испуганно разглядывала маленькие пестрые узелки – смесь темно-коричневого и светло-зеле... нет, темного медово-желтого, усыпавшие местами стволы и ветки. На какую-то секунду ей показалось, что это вовсе не почки, а какие-то неизвестные паразиты – Алессандра не то что брезговала, а панически боялась к ним прикоснуться.
– Лучше не трогай, – сказала девушка Калиолю. Без неё непоседливый глупый крысюк вполне мог и на зуб их попробовать – и тогда неизвестно, что бы с ним после этого стало. – Давай лучше поступим так: мы сейчас найдем палку... – в поисках подходящей ветки Алессандра огляделась по сторонам. «Ну найдись... Ну найдись же...» – повторяла она про себя, как заклинание. Рвать с деревьев девушка не могла, а обломки, что когда-то валялись здесь, давно уже куда-то унесли, и поэтому Алессандра чувствовала себя в большей или меньшей степени озадаченно.

Алессандра обернулась как раз вовремя, чтобы это заметить.
– Э-эй, не трогай!.. – предостерегающе крикнув, она подбежала к крысёнку. «Глупый, глупый зверек! Осторожнее! Это же может быть опасно!..» – Алессандра уже представляла себе, как зловеще-искореженные стволы хищно сдвигаются, чтобы раздавить несчастного Калиоля. А спустя несколько секунд вскрикнула от радости, когда крысенок целым и невредимым вылетел из опасной ловушки. Несмотря на то, что изменившиеся деревья не двигались, Алессандра все равно воспринимала щель, оставленную между их стволами, как ловушку. – А что, если бы ты опять в паутину угодил? А если бы они тебя раздавили? Зачем ты поднимаешь с земли всякую дрянь? – на радостях забранила она крысёнка. Колупание Калиолем почек для дриады отошло на второй план, главным сейчас стало, чтобы он опять не вляпался куда-нибудь по своей глупости. – Конечно, с тобой ничего не произошло, но сам подумай: стоило ли так рисковать?

«Косточка?» Алессандра пожала плечами. Временами глупый мохнатый зверек был ужасно сентиментален, однако сейчас молодая дриада затруднилась бы объяснить ему про круговорот всего сущего в природе. Некие невидимые Природные силы (в существование которых верили не только дриады), разлагают на составляющие животные останки, в этом месте гуще растет и колосится трава, цветы или деревья – не суть важно, что именно. Принадлежащими им плодами или травой лакомятся другие животные, чтоб, в свою очередь стать добычей других, более хищных. А затем все повторяется, снова и снова... Это истинно так же, как и приход весны, явившейся в мир для того, чтобы сменить зиму. А потом наступают лето, осень, зима и, наконец, снова весна. А затем все это повторяется и повторяется, каждый год, снова и снова...
Но только Калиоль, каждый день живущий лишь сегодняшним днём и предпочитающий не думать ни о прошлом, ни о будущем, всякий раз заново удивлялся, когда его любимые полянки за одну ночь вдруг оказывались покрытыми мягким слоем белого пушистого снега и, дрожа от холода и слизывая повисшие на носу противные тягучие сопельки, всякий раз жалобно спрашивал: «Это ведь ненадолго же, да?..», «Это противное-холодное-белое скоро уйдет из Леса, ведь правда же?..»
Одним словом, крысюку было проще уступить или подыграть, чем объяснить.
– Ну ладно. Давай похороним твоего бедного мохнатого приятеля, – с выражением покорности судьбе отозвалась дриада и поковыряла палкой землю, нащупывая, где она мягкая, и надеясь, что всё это не отнимет у неё много времени.

Алессандра едва сдерживалась, чтобы не расмеяться... тем более в такой печальный момент. Временами глупый крысюк бывал ну до того растяпистым и неловким, что оставалось только хвататься за голову.
Будь повод другим, Алессандра уже давно дала бы себе волю и рассмеялась, однако девушка чувствовала, что чьи-то голые косточки – это достаточно важная причина для огорчения Калиоля. Дриада попыталась представить, что она сама бы почувствовала, если бы кто-то отломил и бросил на землю полную сил и живую, налитую сладким весенним соком березовую ветку.
Возмущение? Гнев? Слезы?..
Беспокойство, что дерево её вида истечет соком и погибнет от истощения, если не закрыть его раны?..
Всю веселость девушки словно как рукой сняло.
– Давай я помогу тебе, – с серьёзностью сказала она Калиолю.
Земля на поляне была непривычно слежавшаяся, весьма и весьма трудная для копания. Наверное, то, что случилось с деревьями, повлияло и на нее. Теперь Алессандра уже и сама стыдилась того, что ей показались забавными усилия Калиоля. Раздумывая над этим и ведя мысленный разговор с крысюком у себя в голове, который девушка собиралась начать, как только они закончат хоронить косточку, дриада не заметила ничего подозрительного в том, что место с относительно мягкой почвой нашлось – примерно в двух футах от сплетенных стволов, почти прямо напротив щели в их плетении.
Дриада легко расковыряла палочкой почву, сделав в земле небольшую ямку, куда легко поместилась бы косточка. Конечно, кто-либо хищный мог бы с легкостью выкопать эту косточку себе обратно, но Алессандра надеялась, что к тому времени глупый мохнатый крысюк уже совсем-совсем забудет об этом событии и снова начнет беззаботно жрать и веселиться, как ни в чем не бывало.
– Вот. Готово. Клади теперь сюда свою косточку, – спокойно сказала дриада и отошла в сторону, чтоб мохнатый крысюк смог исполнить все, что считал для себя важным – каким бы странным оно для нее ни казалось.

– Волшебница, не волшебница. Ну, скажешь тоже... – тихо пробормотала девушка, слегка смутившись от похвалы. Не успела она это сказать, как шустрый крысюк пискнул что-то неразборчивое – вероятнее всего, просил подождать – и куда-то исчез из ее поля зрения. Алессандра остановилась, думая, то ли окликнуть и переспросить крысюка, то ли подождать, пока Калиоль сам появится. И крысюк появился – как оказалось, лазил за остальными косточками. В то место, которое чуть не стало для него ловушкой.
«Вот неугомонный!..» – слегка раздраженно подумала про зверька дриада. – «А что, если бы?..»
Она все-таки считала, что косточкам зверька сейчас не жарко и не холодно. Им все равно, где лежать. А что случится с Калиолем, Алессандре было не все равно. Она внимательно посмотрела на крысенка, надеясь, что больше он не вляпается во что-нибудь и не устроит себе и девушке еще каких-нибудь неприятных сюрпризов. «По-видимому, не устроит...» Неразумный и доверчивый зверек только хотел, чтобы все было по правилам, которые он уже непонятно у кого успел подсмотреть.
– А что говорить? Что ты хочешь ему сказать? – с недоуменьем полюбопытствовала девушка у крысёнка.

Алессандра послушно повторила все, что подсказывал ей Калиоль. «Так вот, значит, каков загробный мир в его представлении!..» Отсутствие хищников и куча халявной жратвы для крысюка могли показаться раем. Алессандра осторожно покосилась на него, закапывая самодельную маленькую могилку. Но нет, девушка беспокоилась понапрасну: Калиоль ничего не замечал. Он просто стоял, лопухами развесив свои далеко не маленькие ушки и расчувствовавшись так. что на выразительных круглых глазах блестели большие мокрые слезки. Алессандра разглядывала его и гадала, почему временами Калиоль, вроде бы, говорит нормально, а временами почти по-детски сюсюкает и канючит, как маленький. «Притворяется?.. Дурное воспитание?..» Все хитрости крыса были словно бы шитыми-перешитыми белыми нитками, однако несмотря на все это глупый крысюк многим здесь нравился. Почти всем. За исключением ее начальницы. Хотя некоторые и относились к нему, как к несмышлёнышу.
Они помолчали еще немного, а затем девушка, как можно ласковее, чтоб, ненароком, не спугнуть заплаканного звереныша, мягко спросила:
– Ну что? Попрощался? Может, пойдем в какое-нибудь другое место, а то мне от этих страшных деревьев как-то не по себе... – она поморщилась и обхватила себя руками, как будто бы ей в этот теплый летний день было зябко, а затем тихо добавила, – ...как будто мороз по коже проехался...