Бескрайняя снежная равнина <---

В самой большой степени его влекла башня в виде закрученных в спираль позвонков, с непонятным, но до одурения притягательным устройством, и Ранар только в последний момент сообразил, что в ней никто не живёт, а самого владельца Замка лучше искать в какой-нибудь из соседних башен – вот, например, та, что рядом, совершенно не уступающая по размерам. Ранар собрал волю в кулак, отрешился от зова странного устройства – хотя это казалось совершенно немыслимым, всё равно что голодная дворняга потопает прочь от лавки, торгующей мясной вырезкой – и двинулся в облёт соседней башни. Ноющую боль в той области, что у него сейчас с успехом заменяла сосание под ложечкой, он старался игнорировать, и его усилия наконец-то были вознаграждены: башня была с окнами, и он даже заметил в окне склонившуюся над какими-то бумагами человекоподобную фигуру, явно тоже неживую.
«Повезло, наконец-то повезло...»
Теперь требовалось сказать что-то умное, к примеру: «Вы не знаете, как пройти в три часа ночи в королевскую сокровищницу?» – но, как назло, ничего умного, вызывающего интерес собеседника и располагающего к общению, в призрачную голову Ранара никак не приходило.

Призрак почувствовал, как внутри него всё схлопывается от ужаса и проваливается куда-то в небытие. «Душа в пятки ушла» – говорили в подобных случаях смертные. И наивно, между прочим, преувеличивали – Ранар был целиком и полностью уверен, что ТАКОГО не довелось переживать ещё ни одному из них. Они могли позволить себе ещё как-то противостоять этому страху, бороться с ним, призывать себе на помощь своих глупых богов – пускай на короткое время, которое им было отпущено до того, прежде чем стать такими же, как Ранар. Или, может даже, ещё хуже, чем Ранар.
А что оставалось ему? К любому богу взывать бессмысленно, Страшный Суд в последней инстанции находится перед ним... остается только пасть на колени и шепелявить своим разлагающимся беззубым ртом: «Мас-с-сш-штер...»
Ну, насчет шепелявить он, конечно, загнул, шепелявить – это для зомби, ну а призраки... призраки, сами понимаете, это куда более тонкая материя. В другую минуту Ранар счел бы получившуюся у него остроту удачной и не упустил бы случая мысленно поаплодировать себе – а то как же: сам себя не похвалишь – и никто не догадается, что нужно похвалить. В настоящий же момент не могло быть и речи об аплодисментах – все его поджилки тряслись, словно осиновый лист, и остатки былой самоуверенности спали с призрака.
Не совершил ли он фатальную, роковую ошибку, придя сюда искать помощи? Несколько часов назад, в отдалении от этого Замка, в самом начале своих скитаний по бесприютной снежной пустыне, бывшему темному магу казалось, что ему уже больше нечего терять – он уже и так мертв. У него в запасе целая вечность, и даже если лич решит заточить его в какую-нибудь штуковину – это лишь немного подсократит её... однако теперь, встретившись с бывшим соучеником, несостоявшимся партнером по преступлению и состоявшимся карающим орудием Рока, и заглянув в его жуткие, светящиеся мертвенно-зеленоватым огнем глаза, Ранар начал чувствовать, что какой-то аспект взаимоотношений некроманта с нежитью он как-то упустил из виду – и прямо сейчас за это поплатится.
«Неужели он может развеять меня?» – из небытия выплыла мысль, к  которой он, надо признать, до сего момента относился, пожалуй, с чересчур излишним оптимизмом. – «Неужели это ему под силу?»
Да, следовало точнее оценивать свои возможности.
Между тем, некромант начал что-то говорить. Охваченный страхом призрак изо всех сил концентрировался на том, чтобы понять его слова. Может быть, у него всё ещё остается шанс, если он будет вести себя правильно?
– Прекрасный узор мира?.. – недоуменно переспросил он, пока мысли его метались, как в лихорадке, пытаясь понять, почему Эрнест говорит, будто ждал его, ведь они же никогда не договаривались о визите. И что означает этот, вне всякого сомнения, важный для лича «узор»? Неужели эти слова означают, что лич взял на себя функции бога смерти, определяет каждому длину нити его жизни и решает, сколько кому следует жить и когда умереть? Если это так, то тогда призрачное существование Ранара в глазах лича должно являться самым жутким преступлением из тех, что когда-либо совершал темный маг. Ещё бы, ведь он ухитрился самовольно продлить свое существование...
«Самый худший вариант изо всех возможных. Черт, угораздило же нарваться на фанатика!»
– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – постарался сказать он как можно дружелюбней. – Я же не нарочно. Думаешь, я специально стал призраком, чтобы... ну... делать то, в чем ты меня сейчас обвиняешь? Просто это произошло... и я даже не сразу понял, что это происходит со мной. Я стал бесплотным и никакие козни теперь чинить не могу. – Призрак заискивающе улыбнулся и развел руками... точнее, тем, что у него, метафизически говоря, было на месте рук. – Я могу только размышлять... и, поверь Эрнест, у меня было время осознать, что произошло... и я изменился...
«Вынужден был измениться, потому что многое сейчас тебе не по зубам.» – бесцеремонно поправил его внутренний голос. – «Не зря же говорят: Игдрасса забыла увенчать рогами бодливую корову.»
– И миру сейчас угрожает опасность вовсе не потому, что я остался существовать в качестве призрака. – Ранар говорил быстро, небезосновательно опасаясь, что лич может прервать его на полуслове – и тогда он уже больше ничего не успеет сказать. – Вовсе нет, ему угрожает опасность, если ты не выслушаешь и не поможешь мне, потому что я случайно узнал, как предотвратить это. Ты помнишь Айрэне? – спросил он безо всякого перехода.

Офф.: Айрэне у нас будет младшая сестра Ранара (с очень большой разницей в возрасте)

– Что? С какой сестрой?.. – переход от оскорблений и угроз обратно к интересующему Ранара вопросу оказался столь внезапным, что призрак, старающийся по мере ужасающего приближения лича казаться как можно меньше, не сразу сообразил, о чем спрашивает Эрнест, а главное, не сразу вспомнил, что он собирался рассказать. – Ты об Айрэне?.. Спасибо, хорошо... всё в порядке. Она это... ты понимаешь... того... замуж вышла... – сообразив, что только что сморозил глупость, Ранар поспешил исправить положение, сделав вид, как будто это был такой риторический эффект, однако растерянность его выдавал тот факт, что призрак несколько раз колыхнулся – все равно что вздрогнул, если бы он до сих пор пребывал в своем теле, – за хорошего человека. Вырастила детей, внуков и правнуков, на старости лет спокойно опочила в своей постели... и, к моему глубокому сожалению, не стала призраком, так что вечность мне пришлось коротать в одиночестве. С другой стороны, так, может, и лучше – не представляю, как бы я объяснялся с ней, если бы она узнала всю правду обо мне, – даже в призрачной жизни Ранар оставался заправским эгоистом, даже если и не считал себя таковым. – А когда я понял, что ее больше нет... что ее больше навсегда не будет... и смирился с этим, – голос призрака дрогнул, видно было, что его душат воспоминания, – я принял решение, что буду помогать ее потомкам, приглядывать за ними... пусть я призрак и в материальной жизни я сейчас ноль без редкой палочки. Однако я тоже ещё кое-что могу, – призрак с какой-то жалкой гордостью усмехнулся, – и когда безмятежному существованию моей внучатой... – он отстранился от Эрнеста, поднял перед собой руку и начал загибать белёсые прозрачные пальцы, служащие ему подспорьем для счета, – нет, пра-пра-пра-правнучатой племянницы, когда она была совсем юной и неопытной, – он погрустнел: «Точь-в-точь как Айрэне в те дни, когда меня не стало...» – начал угрожать охотник за ее приданым... – призрак кровожадно ухмыльнулся, вспоминая, как одним лишь появлением своим удалось довести бесстыдника-Приамо до цвета мела – к сожалению, негодяй сразу же упал в обморок, едва только призрак начал принимать по очереди, одну за другой, внешности всех шести его покойных жен. Однако результат можно было считать вполне удовлетворительным, потому что Виталлина счастливо избежала участи оказаться седьмой покойной женой коварного соблазнителя, и даже горевала о мерзавце совсем недолго.
Воспоминание о своем триумфе было настолько ярким, что его должен был почувствовать любой, связанный с нежитью, однако этого воспоминания Ранар даже и не подумал стыдиться. Тем более, что его смущало совершенно другое.
– Говорят, что когда долго живешь во Тьме, – чтобы не искушать долготерпение Эрнеста, он поспешил перейти прямо к делу, – то начинаешь в ней путаться, перестаешь отличать свою Тьму от чужой... ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Так что когда я заметил, что над потомками рода Айрэне вот уже много лет тяготеет и постепенно набирает силу проклятие, я сначала подумал, что это из-за меня... может быть, не надо было пугать до смерти того мерзавца? Однако я воспользовался своими средствами, заглянул в прошлое... и вскоре выяснил, что это тут не при чём. Причина была в одной безделушке, которая попала мне в руки, когда я работал в Академии... – рассказ получился слишком длинным, и пусть даже у призрака в принципе не могло пересохнуть в горле, он всё равно вынужден был сделать короткую передышку, чтобы глотнуть воздуха (хотя и не дышал), – которую все – и даже я – посчитали в магическом плане совершенно безобидной, и которую внучка Виталлины тайком от родителей подарила своему возлюбленному, когда он уходил в долгое плаванье. Он не вернулся, хоть и обещал, – голос призрака стал более твердым – видно было, что он уверен в своих словах, хотя, может быть, на Ранарово самочувствие повлияло, что он отдалился от лича, – и я не верю, что дело было только в неисполненном обещании. К тому же, если обещание было нарушено Армандом, то это аукнулось бы только по нему одному – при условии, что какая-нибудь сила вообще вздумала заниматься неисполненными обещаниями. Я не понимаю, что происходит, Эрнест... чувствую только, что грядет что-то плохое, и это плохое затронет нас всех... ну, возможно, не всех – только в масштабах города, – голос призрака стал ещё громче и в нем начали проскакивать слегка истерические нотки, пусть даже в целом он и мог сдерживать себя в руках. – До тебя это, наверное, не докатится, так что можешь не волноваться. Ещё пройдёт уйма времени, прежде чем ты что-то почувствуешь ЗДЕСЬ, так что если ты не хочешь нарушать свой покой и утруждать себя этим делом – я не буду тебя больше беспокоить! Как-нибудь обойдусь!
Со стороны это, наверное, смотрелось забавно – все равно что крыса уверяет кота, что если ему недосуг, то она вполне обойдётся без помощи и самостоятельно выберется из клетки-мышеловки... однако Ранар всегда был несколько неадекватен. И если Эрнест пользовался славой безумца за оригинальность взглядов и суждений относительно Смерти и Жизни, то Ранар являлся самоуверенным психом в бытовом смысле этого слова, пусть даже и его мания в отношении потомков его сестры ещё не принимала такие форму, при которой его начали бы опасаться сами охраняемые. Однако сейчас он начал доходить до точки, и катализатором послужила угрожающая его семье опасность – всё равно истинная ли или мнимая.
А вот об одной вещи Ранар, стараясь приукрасить события в глазах Эрнеста, определенно умолчал – и от души надеялся, что тому это обстоятельство неизвестно. Способ, которым в руки темного мага – вместе с некоторыми другими вещами – попала та якобы совершенно безобидная безделушка... нет, ему бы совершенно не хотелось СЕЙЧАС об этом рассказывать.

Реакцию, вызванную его словами у некроманта, Ранар сумел опознать не сразу. Он ожидал чего угодно – гнева, подозрительности, алчного любопытства... Но только не этого.
И только когда скелет, трясясь всеми своими костяшками и испуская странные, давно забытые звуки, опустился на стул своими тазовыми костями, едва угадывающимися под свободным балахоном, до Ранара наконец-то дошло, что лич смеётся. Над ним. Совершенно безо всякого повода.
Из-за обиды и возмущения Ранар перешел в состояние полного замешательства. Он чувствовал себя жалкой тварью, униженно молящей милости, и это положение вызывало у него чувство внутреннего протеста... гнев начинал застилать ему глаза... он уже совсем почти не думал о самосохранении...
И только в самый последний момент Ранар заметил присутствие второго представителя из племени ходящих сквозь стены.
«Фенрис?!!.. Он-то здесь откуда?..»
Фантом переглянулся с Эрнестом и снова ушел в подполье, Ранар же, ошарашенный его появлением, удивлённо смотрел в то место, где он только что находился, и старался припомнить ощущение силы, исходящее от фантома. На какое-то время ему почудилось, будто к нему снова вернулось ощущение телесности – будто его греет солнце и остужает холодный ветер.
Это было непередаваемо.
«Эх, если бы только удалось повернуть время вспять...» Возможно, он бы прожил совершенно другую жизнь и ему бы не довелось умирать так глупо.
Почувствовать, что недовольство бывшим однокашником возвращается, Ранар не успел – неожиданно снова возвратился Фенрис и что-то с собою принёс. Ранар с напряжением таращился на странно знакомые прямоугольные предметы, решая в уме сложную метафизическую задачу: как удается фантому манипулировать предметами из материального мира. Безусловно, карты были магическими – иначе это было бы невозможно. Магия «прилипает» к предмету и, управляя магией, мы можем...
К сожалению, такое можно было проделать не с каждым «замагиченным» артефактом.
Эх, был бы у него на руках Посох Тьмы!..
– Ты собираешься мне... погадать? – насмешливо (пусть у него и голос дрожал от собственной храбрости) спросил Ранар, умышленно выделив паузой последнее слово. Почему-то ему вдруг стало жутковато и он постарался обратить это предложение в шутку. Только бы не всерьёз. – Ну и какие у нас сегодня козыри: трефы или пики?
Предложение сыграть в «колдовского дурака» на артефакты тоже устраивало его намного больше. Лишь бы только не ждать, с замирающим сердцем, предсказания чего-либо очень страшного – несмотря на то, что на четверть часа ранее он и сам бы ужасно хотел узнать, что его ожидает.