Лайрион илль-Салквэ’ллири-линд прикоснулся рукой к дереву, начертил пальцем круг, пересекаемый двумя вертикальными прямыми линиями и, в центре между ними, волнистой извилистой завитушкой – и почти сразу же с вершины дерева на землю упала прочная эльфийская верёвочная лестница. Упала одним концом – второй оставался закреплённым где-то вверху.
– Прошу, – мелодично и просто сказал Лайрион и полез первым – чтобы показать фэйри безопасность такого способа передвижения.

Старейшая из живущих и здравствующих на настоящий момент представителей рода ар-Т’аласанда, Яшмовая княгиня Асгар’ет была высокой, неимоверно высокой как жердь, и слишком худой – даже для эльфа. По сути, её несгибаемая осанка (а голову она держала до такой степени горделиво и прямо, что казалось: ещё чуть-чуть – и та под собственным грузом обязательно переломится взад на морщинистой, тонкой и высохшей шее) была единственным выдающимся местом на её лишённой других выпуклостей фигуре, словно в пренебрежение традициями и общим духом эльфийского народа вот уже более пяти столетий, изо дня в день, затянутой в чёрное.
Эльфы либо смиряются с своими утратами, чтобы начать новую жизнь ради живущих, либо – если жизнь, оплакивая любимых, становится слишком для них невыносима – просто тихо уходят, погружаясь в глубокий сон, лишь только внешне напоминающий смерть. На последней из великих эльфийских войн Асгар’ет потеряла отца, братьев, мужа, детей – осталась лишь одна дочь, не совсем довольная этим обстоятельством – однако не сделала ни того и не другого, а продолжала жить, начисто лишённая способности радоваться жизни и одним лишь своим видом отмораживающая на время эту способность у всех, кто видел её и общался с ней. Только совсем молодые, ещё не успевшие познать горестей жизни эльфы могли успешно противостоять силе её воздействия, по видимости, совершенно эстетического.
За последние пару веков чернота её платья – по видимости, под влиянием дочери – была едва заметно поколеблена окантовкой: тёмно-зелёно-оранжевым шитьём, в точности копирующим орнамент на щитах и гербе рода ар-Т’аласанда, однако это нисколько не приглушило ангедонистического воздействия ар-Т’аласанда на окружающих.
Волосы княгини были седы, а прищуренные глаза – неопределённого цвета – холодны и прозрачны, словно чистый северный лёд.
– Лайрион илль-Салквэ’ллири-линд? – она почти даже не наклонила голову в знак приветствия. – Кто эта особа и что привело тебя сюда, что ты решился побеспокоить моё уединение?
Прекрасный эльф, надежда и гордость более знатного, богатого и – самое главное – могущественного ныне рода, стоял перед ней, склонившись и опустив глаза в пол, будто нашкодивший мальчишка.

Асгар’ет не протянула руки, а неприязненно поджала губы и критически смерила взглядом юную фэйри – с таким брезгливым недоумением в глазах избалованная аристократка рассматривает отходы возмущенной неправильным питанием жизнедеятельности, оставленные её питомицей на роскошном дорогом ковре – причём особое негодование у этой дамы вызывает даже не порча ковра, а след её туфельки, очень чётко отпечатавшийся во всю глубь презренной субстанции. Ф-фу, что за гадость!..
– Сколько тебе лет, юная барышня? – брезгливо проскрипела она. – Я думаю, едва ли тебе более века. Даже меньше, скорее всего. Мой отец, братья и сыновья – одним словом, вся мужская половина нашего рода – погибла с честью на последней эльфийской войне, с этими омерзительными зеленорожими варварами, не знающими высот нашей цивилизации. Я прощаю тебе, юная невежда, твоё незнание, что эта война закончилась больше пяти тысячелетий тому назад, в надежде, что ты и сама поймёшь – ты не можешь принадлежать к нашему семейству. Уведи её, Лайрион! – в холодном презрительном взгляде княгини ар-Т’аласанда читалось «И в следующий раз, юный эльф, думай, кого и по какой причине приводишь сюда, и не позволяй всякой нахалке и вертихвостке тебя одурачить!»

Сердце Асгар’ет уже давно не знало жалости и сострадания. Оба этих понятия для неё были лишены всякого смысла – как бесполезно рассказывать о нежности и аромате тропического цветка коренному обитателю вечнохолодных снеговых пустынь Ледяного Края.
– Твой отец мог просто украсть это украшение у моего сына! – с неприязнью процедила она. – Я всегда считала, что мы должны казнить мародёров! Если б только наша королева соизволила прислушаться ко мне!.. Тогда бы у нас не появлялось бы такое... отродье!..
Княгиня бросила быстрый взгляд на Лайриона, властно смерила его взглядом с головы до ног, а затем напоперёк – от кончика одного краснеющего уха до другого, как бы проверяя, не настолько ли юный эльф поддался чарам молодой вертихвостки, чтобы дерзнуть выступить против неё, ар-Т’аласанда, на защиту малознакомой смазливой нахалки.
– Теперь ты вернёшь мне фибулу. Эта вещь принадлежит – и всегда принадлежала – моей семье, – сказала – как отрубила – Асгар’ет ар-Т’аласанда. – К тебе она не имеет никакого отношения. После чего юный граф Лайрион илль-Салквэ’ллири-линд окажет нам одну большую услугу, если незамедлительно проводит тебя до границ эльфийских владений. В моё время с мошенниками и мародёрами обращались менее... предупредительно. Так что благодари Игдрассу, девчонка, за то, что я не требую поступить с тобой так, как это следует по справедливости!
Волнение передалось и Асгар’ет – она тяжело дышала, иссохшая впалая грудь вздымалась, прикрытая тонкой материей глухого чёрного платья.

Асгар’ет очень хорошо умела владеть собой – она только неприязненно поджала губы, когда эта безродная соплячка взялась рассуждать о том, что смеет и что не смеет говорить она, Асгар’ет ар-Т’аласанда, княгиня Яшмовая.
– Не думаю, что это может что-нибудь дать, – холодно проговорила она, как если б разговаривала с прислугой. С очень непонятливой, дерзкой и нерадивой прислугой, следовало заметить. – В этой битве погибли все. Никто б не смог, получив эту вещь и выжив в сражении, оставить её у вас. А если бы выжил – не имел бы морального права не явиться сюда и не передать её мне, вместо того чтобы дарить её своим полюбовницам. Не стоит нарушать покой мёртвых из-за твоих интриг, фэйри-стервятница, мародёрка и дочь мародёра!.. Убирайся прочь отсюда, пока цела...
– Но, мама!..
К участникам разговора приближалась высокая эльфийка в нарочито грубой кольчуге. Движения её были резкими и порывистыми – и куда только подевались плавность и грациозность движений эльфов? – и когда она подошла ближе, стало заметно, что она на треть головы ниже своей матери – несмотря на то, что смотрелась она не в пример крепче, здоровей и внушительней. Только эта внушительность, по контрасту с матерью, была телесная, а не психологическая, если тёмная худая фигура Асгар’ет была неумолимая тень мести, то это была мстительница во плоти. Тёмно-пшеничные волосы эльфийки были неровно обрезаны у самого основания сильной высокой шеи, сердито прищуренные серо-голубые глаза полыхали сталью из-под густых тёмных бровей.
С верхних ветвей родового дерева дщерь ар-Т’аласанда прекрасно слышала весь завязавшийся разговор, так что могла вмешаться, когда по её мнению матери потребовалась поддержка, чтобы самолично потребовать наказания дерзкой негодяйки, раз уж её матери недоставало силы и решимости духа самостоятельно сделать то, что требовала их фамильная честь.
– Неужто ты не слышишь, как кровь наших родичей во всеуслышанье вопиет о мести, горящая, словно раскалённый металл?!.. Дочь презренного вора, присвоившего себе вещь нашего брата, сама принесла её обратно! – резко откинув голову взад, молодая эльфийка коротко и злорадно расхохоталась, словно трагическая злодейская героиня какого-то представления. – Какая ирония судьбы!.. Ведь сказано же в древнем законе:

Отродье мерзкого ворья должно быть наказано по всей строгости нашего закона – так же жестоко, как если бы это был сам вор! Священная кровь погибших на войне не терпит неуважения к пролившим её на благо народа! Давай же, мать! Пусть мудрый Альквинор узнает для нас имя презренного похитителя – отца этой дряни, раз уж она сама желает, чтобы это имя стало известно для нас!..
– Но это займёт время... – упорствовала в своём нежелании тревожить память родичей престарелая аристократка.

Юный прекрасный эльф Лайрион илль-Салквэ’ллири-линд, оказавшийся без совета и поддержки своего бывалого напарника в то время, когда разразилась буря, какое-то время с выражением недоуменного ужаса на лице выслушивал весь этот кровожадный и неблагородный скандал, и под конец не нашёл ничего лучше, чем встать на сторону обвиняемой:
– Но что, если обе вы ошибаетесь? Что, если мудрый Альквинор найдёт какое-либо благородное объяснение случившемуся? Согласны ли вы в таком случае отказаться от вражды, мести и всех претензий – ведь эта бедная девушка на самом деле не причинила вам ничего дурного тем, что явилась сюда, правда?..
На несколько минут на верхушке мэллорна воцарилось долгое и настолько глубокое молчание, что было слышно, как лёгкий ветерок шевелит молодые тонкие веточки.
– Воистину так!.. – неохотно проговорила более нетерпеливая молодая эльфийка. – Что скажешь, Тёмная? Желаешь ли узнать правду? Или же струсишь и убежишь в ваш Ч-чертог, поджав хвост, как ваши обычно делали, когда опасность грозила всему Волшебному Лесу? Сколько фэйри участвовало в битве с орками? Ну, отвечай!..
Слово «чертог» она произнесла таким тоном, как будто бы это было что-то очень непристойное.