Али сейчас было слишком не до того, чтобы беспокоиться о сиропе на штанинах. Он вовремя сообразил, что пытаться разнять двух дам – это всё равно что подлить масла в огонь, и не стал мешать естественному течению реки жизни.
Тем не менее, из-за принятого решения он чувствовал себя не в своей тарелке. Просто смотреть на драку – это совсем не то, что, будучи по натуре рыцарем и героем, вмешаться в неё на стороне более слабого. Это гораздо тяжелее. И чем скорее он уйдёт, тем быстрее придёт в себя и поймёт, как жить с этим и как впредь на это реагировать.
Когда Али посмотрел на дерущихся в последний раз, его несостоявшаяся наречённая прикрывала себя столиком, будто щитом, громко визжа при этом так, будто её резали. Совсем как поросёнок на бойне. Мать пыталась пробиться к ней и достать её через стол, столешница трещала под ударами массивного бронзового кувшина – но пока не ломалась, и Али малодушно понадеялся, что в этот раз всё обойдётся без кровопролития. Он выскользнул, словно уж, из комнаты и двинулся к выходу, радуясь, что коридор был прямой, и трепеща при мыслях о возможности заблудиться.

Али старался казаться пассивным, равнодушным и покорным судьбе – так, чтобы ни у кого и мысли не возникло, будто он хочет сказать «спасибо» этому дому и впредь обходить его стороной, пока Эсмина не подцепит себе какого-нибудь другого жениха.
– Вы не знаете, где можно будет штанину замыть? – спустившись с крыльца, как можно более небрежным и обыденным тоном обратился он к Сиду, задрав на верхнюю ступеньку ногу и демонстрируя ему пятно от сиропа. – Я пятно посадил, боюсь что меня за это маменька песочить начнёт. Строгая она у вас, – он почтительно кивнул в сторону выходной двери. – Словно военоначальник перед парадом. Боюсь не угодить, – и Али, с демонстративным уважением к «мамуленьке», развёл во все стороны руками. Мол, вот он я, просветите недотёпу.