Парадная лестница <---

– Кх-хм-м... – воздух здесь был какой-то спертый, возможно, даже более спертый, чем обычно это бывает под землей – даже если для вентиляции используется магия – но по большому счету так ничего не изменилось. ДжорПиКаю вдруг представилось, что он покинул эту гостиную как будто вчера – а вернувшись, обнаружил, будто та скакнула вверх по времени на несколько месяцев – и теперь поджидает его, никем за это время не потревоженная.
Нет, конечно же, здесь временами бывали слуги – а иначе кто бы вытирал накопившуюся за всё это время пыль с вещей и заменял свежие цветы в вазах? – но именно что поддерживающие установленный покойной хозяйкой порядок слуги, а совершать какие-либо перестановки в интерьере – к примеру, в нарушение неодобряемого ДжорПиКаем необъяснимого каприза хозяйки передвинуть вон тот маленький столик с огромной, до потолка, вазой в противоположный угол, к гардинам, где он бы смотрелся не в пример эффектнее – никому не пришло в голову.
В целом ему всегда или почти всегда приходились по душе вкусы его давней приятельницы Амнуэворы. Кто сказал, будто множество подушек и ковров на полу – это признак дурного вкуса? Безвкусица – это когда множество дешевых ковров. А когда тебя окружают дорогие вещи, когда тепло, мягко и уютно, и приятно сидеть на коврах, наслаждаясь бокалом-другим драгоценного вина за неспешной интеллектуальной или задушевной беседой после вкусного изысканного ужина...
Впрочем, у советника по всевозможным щекотливым поручениям на уме как раз и было одно такое дело, чтобы слишком отвлекаться думами об истекающих слюной завистниках, малодушно называющих «безвкусицей» всё то, чего не могут себе позволить.
– Я понимаю, Мора, что ты устала с дороги, – поторопил он свою «подопечную». – Но мне хотелось бы ввести тебя в дело уже сегодня. Так что давай, приводи себя в порядок, переодевайся с дороги... – он едва удержался, чтобы не цыкнуть языком, бросая неодобрительные взгляды на поношенный наряд «богатой наследницы», пришедший уже в полную и основательную негодность после долгого лазанья по кустам и колючкам, – ...во что-нибудь более приличествующее твоему теперешнему положению, а я пойду распоряжусь касательно ужина...
ДжорПиКая всегда забавляло и удивляло, почему фэйри, перейдя несколько веков назад на ночной образ жизни и почти насильственно принуждая себя расставаться со своим прошлым, до сих пор по привычке называют ужин «ужином», а завтрак «завтраком», хотя обеденная трапеза перенесена на середину ночи. Ужинать после пробуждения, а ложиться спать после завтрака... Хе-хе, ну и фэйри такие взялись откуда!..
Впрочем, по сути своей (и по мироощущению) будучи полукровкой, и ведя обширную деловую жизнь преимущественно с кичащимися своим происхождением «от первых последователей Сестер-Основательниц» и высокомерными представителями новой расы, он имел более чем в избытке ума и осторожности, чтобы не выказать своего вольнодумства ни пред одной душой, в первую очередь перед живой душой, как он поспешал уточнить. О мёртвом мире Ло’энас ДжорПиКай имел весьма приблизительные сведения, и в ближайшие несколько веков знакомиться с ним ближе не собирался.

Оставшись один, ДжорПиКай позвонил в маленький изящный бронзовый колокольчик, украшенный выпуклым растительным орнаментом, и когда на пороге залы появилась прислуга, до сих пор остававшаяся здесь невзирая на смерть хозяйки, заказал ей ужин на две персоны согласно своему вкусу. В ожидании, когда принесут заказанные им блюда и сервируют стол, он откинулся на диване, выпятив своё лощёное брюшко, и, заложив ногу на ногу, медленно смаковал терпкое искрящееся вино, настоянное на плодах и лепестках шиповника, сохраняющее в себе запах лета.
И вот появилась наследница. Судя по голосу, она решила попытаться сменить гнев на милость и изо всех сил старалась казаться милой и послушной пай-девочкой. «Ну да. Конечно же. Бедная сиротка!..»
Любопытно, а он тогда кто? Добрый фей или серый волк?..
ДжорПиКай поднял голову, вопросительно прищурился, разглядывая новый, «приличный» наряд Моры, и на некрасивых пухлых губах его – типичных губах чревоугодника – заиграла едва заметная усмешка. Губа у девчонки, определённо, была не дура. Представленная самой себе, «бедная маленькая сиротка» выбрала самый дорогой и самый помпезный наряд (нужно ли говорить, что он ей совершенно не шёл?). Молодчина, что хотя бы краситься не стала самостоятельно.
– О да. Вполне, – невозмутимо откликнулся полусильф. – Я заказал нам консоме, жаркое с грибным гарниром... – он аккуратно загибал пальцы, перечисляя блюда. – Паштета из куропатки с трюфелями, к сожалению, не нашлось. В доме нет хозяйки – ты видишь, Мора, к каким последствиям это приводит. Зато цветочное вино, чтобы помянуть твою матушку, удалось великолепно. Ты видишь этот роскошный золотисто-лососевый оттенок? – Ло’энас ДжорПиКай понимающе прицокнул языком и поднял бокал повыше, демонстрируя как мягкий серебристо-лунный свет от висящего под потолком магического светильника, проходя через бокал с вином, окрашивается в оранжевые тона. – А на десерт у нас будут торт, мороженое и фрукты, – добавил он после короткой паузы. –  Если ты чего-то не ешь, не нужно себя принуждать. Достоинство заключается в умеренности, и твоя несчастная матушка...
Тут советник по щекотливым делам осёкся и схватился за колокольчик.
– По-моему, ей пора бы уже появиться... – сообщил он Моарамнисэль таким тоном, как будто бы это был их самый большой секрет.

Сказать, что Ло’энас ДжорПиКай был до крайности, чрезвычайно удивлён – это означало ничего не сказать. Среди тысячи глупеньких девиц, позволяющих стареющим джентльменам завлечь себя, куда не следовало бы, польстившись на обещанные им материальные блага, ему попалась такая, что приходит в ужас, стоит лишь обронить невинную шутку насчёт служанки. Или же... дело было совсем не в нём?
Это вряд ли: если не он, оставалась только старенькая фея Хоанита, что в настоящий момент, на правах потомственной служанки, тянула на себе пришедшее в упадок хозяйство усопшей Амнуэворы. Только вот престарелая фея казалась до такой степени безобидным и благообразным божьим одуванчиком, что мыслилось: стоит лишь только дунуть – и она улетит, словно пушинка, подхваченная по воле ветра. Ло’энас ДжорПиКай не выбрал бы её на роль злодейки мирового масштаба даже в том случае, если бы точно знал, что такая злодейка существует, и что злодейкой является именно та, кого он заподозрил бы в последнюю очередь.
Возникнув вместе с подносом на пороге, престарелая фея бросила испуганно-услужливый взгляд на Ло’энаса, затем настороженно-любопытствующий – на Мору, и почти в ту же секунду морщинисто-бледное, как будто обсыпанное мукой, лицо её осветила робкая, не верящая улыбка. И тут было с чего радоваться: их бедная малютка, блудная хозяйская дочурка Моарамнисэль наконец-то вернулась домой.
Поднос, задрожав, выпал из старческих натруженных рук, и наваристый, аппетитно пахнущий мясной бульон разлился по полу.

Офф: маленькая месть, ты уж извини. Придётся бедняжке Море ещё немного поголодать. 

Властный тон и стремление командовать, неожиданно для ДжорПиКая прорезавшиеся у Моарамнисэль, напомнили ему Амнуэвору – разве что у матери эти качества были не в пример более отшлифованы воспитанием, чем у дочери. Да, воспитание бедняжки Моарамнисэль оставляло желать лучшего. Доброе сердце в сочетании с беспардонностью и грубоватостью – не самая жизнеспособная комбинация при дворе. Он бы мог выразить сочувствие и великодушие старой служанке, разбившей супницу и оставившей их без первого блюда, в более изящных выражениях, приличествующих аристократии.

– А их нет, – не осмеливаясь присесть рядом с новою хозяйкою и гостем дома, наконец-то созналась Хоанита. Руки её, казалось, жили своей, отличной от всего тела жизнью, и, временами дрожа от старости, упорно чистили, переставляли и протирали что-то невидимое. Будь этот несчастный, злополучный предмет осязаемым, он бы уже сто раз упал, а дальше – один случай знает, что с ним бы произошло.
– Нету их, – повторила Хоанита, бросая затравленные взгляды на расползающееся, дразнящее запахами желудок, тёмно-жёлтое пятно на ковре. Её удерживала на месте только хозяйская воля: отпусти её сейчас – и она тут же, согнувшись в четыре погибели, принялась бы вытирать это уже въевшееся пятно. – Как только ваша матушка опочила, они тут же разбежались по другим хозяевам в поисках лучшей доли. Одна я осталась, бедная вы моя малютка... Некуда идти было... Вы позвольте – я сейчас всё вытеру и принесу вам что пожелаете. Я ещё не старая... Не бесполезная... Я могу...
От последней фразы на многие мили разило самообманом, но бедняжка Хоанита не замечала этого даже в упор.

Советнику по всевозможным щекотливым поручениям начало казаться, будто дочь его покойной приятельницы подлизывается. То ли ей неожиданно свалившееся на голову наследство, извините за тавтологию, в голову ударило, то ли... Зря она так. Не в том смысле, что его это могло каким-то образом смутить, вызывая ощущение неловкости, заставляя чувствовать себя обязанным – от последних подобных предрассудков он, благодарение Единому, был начистую избавлен ещё несколько веков тому назад, где-то на заре туманной юности. Нет, ДжорПиКай просто был искренне убеждён в том, что недостаточно ловкие попытки такого рода не всегда заслуживают снисхождения к абсолютной или временной интеллектуальной недостаточности добровольных услужителей. И сейчас, сидя на диване и озабоченно прислушиваясь к появляющимся неприятным ощущениям у себя под ложечкой, полусильф пришёл к умозаключению: пролитый служанкой бульон может показаться ещё цветочками по сравнению с тем, что способна подать ему на стол эта девица.
«Ничего, может быть, научится. Но не сейчас...»
– Я провожу тебя, – Ло’энас ДжорПиКай поднялся из-за стола одним пластичным мягким движением, как будто перетекая из одной формы в другую. – За последние годы здесь многое переменилось, ты можешь быть несколько дезориентирована в обстановке.
Весело и непринужденно болтая о произошедших перестановках, о количестве средств, затраченных покойницей-Амнуэворой на благоустройство своего жилища, о её великолепном художественном вкусе и о том, с каким трудом ему удалось добиться разрешения на увеличение количества комнат у самой королевы, да продлят боги дни существования Её Великолепнейшего Величества Эмбер и её соправительницы Мюриэл, ДжорПиКай провел новоиспечённую клиентку по извилистому, словно ход червя, коридору, сплошь отделанному, словно чешуйками, разноцветной каменной мозаикой, но, оказавшись на развилке, повернул не вправо, как обычно поворачивали ранее, а влево.
– Теперь у нас хозяйственные помещения там, – пояснил он на ходу Моарамнисэль.
По сравнению с богато украшенными жилыми помещениями кухня смотрелась не в пример скромнее, однако была все ж таки чистой и благопристойной – не сравнить прокопчённой за века тесной каморкой, что служила прежде кухней для Хоаниты. Переступая порог, ДжорПиКаю почудилось какое-то дуновение, наподобие сквозняка – но именно, что почудилось: откуда взяться сквозняку под землёй? Наверняка какое-то фейское волшебство для вентиляции. Не мешало б подать идею запретить Хоаните колдовать – а то вон у бедняжки уже руки трястись начинают. От маго-истощения, не иначе.
Жаркое стояло ещё в печи, активно испуская возбуждающие любой непритязательный аппетит флюиды, сигнализирующие о готовности. На притязательный аппетит ДжорПиКая, оно немного перестояло. Оно вообще было немного «слишком»: Хоаните следовало бы лить поменьше масла... Впрочем, преданная служанка Амнуэворы имела своё оправдание: реакции у бедной старой феи были уже не те и Хоанита вполне разумно опасалась, что жаркое может подгореть, если не подмасливать сковородку.
ДжорПиКай поморщился: было заметно, что из печки давно не выгребали золу, и её специфический резкий запах – запах свежесмоченной золы – кружился в воздухе, подмешиваясь к ароматам в целом добротно приготовленного жаркого с грибами и перебивая их – что приходилось не по нраву сверхчувствительному носу полусильфа. ДжорПиКай мог только понадеяться, что он выветрится, пока он с Моарамнисэль будут нести жаркое из кухни в гостиную.
С другой стороны, настолько же оно должно было и остыть. Неразрешимая проблема.

Полусильф уверенными ловкими движениями разложил жаркое с грибами по тарелкам – на это его нехитрых способностей воображающего о себе кулинара-теоретика вполне было достаточно – и вручил один из подносов Море. Сам взял другой – и по чистой случайности (которая есть не что иное, как подстроенная необходимость) на стоящем на этом подносе блюде собрались самые нежные и лакомые куски мяса из жаркого. ДжорПиКай с нежностью, какую не испытывал ни к одному живому существу, посмотрел на вожделённые кусочки, предвкушая уже близость трапезы... и отставил поднос в сторону. Что-то в кухне беспокоило полусильфа, привлекая его внимание, выбиваясь из общего порядка... «Эта странная кучка золы...» Ло’энас ДжорПиКай копнул её носком сшитой на заказ туфли – что он, беспокоясь о сохранности выделанной по специальной рецептуре кожи, проделывал обычно только в исключительных случаях – настолько это выводило его сейчас из себя, – и под носком мелькнуло что-то зеленоватое.
– Взгляни-ка, – с удивленьем сказал вполголоса «друг семьи» и советник по всевозможным щекотливым поручениям. – Никогда не видел у твоей матери такого браслета.
Под носком его туфли поблескивала нитка бусин из зеленоватой бирюзы.

Глазки Моры алчно блеснули и она набросилась на дешевую никчёмную безделушку, совсем как стервятник на падаль. ДжорПиКай поспешил отодвинуться, чтобы и его не зацепило её загребущими когтистыми лапками. «Вот ведь дурёха!.. Жадная пустоголовая дурёха, и никак не иначе!..» – полусильф уже видел, что напрасно, ох как напрасно он сделал ставку на эту «тёмную лошадку» – она не дойдёт до цели. Однако иного выбора у него не было (равно как и других наследников у Амнуэворы) и приходилось использовать то, что есть.
Тем не менее, привить хороших манер девчонке явно не помешало.
– Можно, – с непередаваемой иронией милостиво разрешил полусильф. – Раз уж тебя не интересуют такие мелочи, как матушкино наследство и условия, которые ты должна соблюсти для его получения... – ДжорПиКай невозмутимо пожал плечами. – И уж, конечно, тебе тем более не интересно знать, что, получи наследство – и ты могла бы купить себе тысячи таких безделушек... Бери поднос и пошли, а я умываю руки!! – рявкнул он, позволяя выплеснуться всей своей досаде за то бесценное, неоценимое время, которое он тратит на эту пигалицу. – Шевели задницей! Живо!!.. Раз уж твои мозги там находятся, ими необходимо пользоваться хоть иногда!..

ДжорПиКаю всё больше и больше начинала казаться привлекательной идея о том, чтобы выпороть эту дерзкую и непослушную девчонку, нагло вихлявшуюся прямо у него перед глазами. Он гнал от себя эту мысль... хотя был и вынужден признать, что, возможно, она являлась самым действенным и эффективным решением в вопросе воспитания... единственным в своём роде. Возможно, не самым мудрым – такая идея была б недостойна его имени и репутации... и уж тем более не стоило лишний раз говорить о том, как отреагировал бы высший свет фэйри на подобный поступок.
Что ж, ради своей репутации, а также чтобы иметь возможность исполнить – от альфы и до последней точки над i – порученное ему Амнуэворой, Ло’энас ДжорПиКай готов был стерпеть даже нахальные выходки со стороны невоспитанной девицы – но только всему был предел. Ибо надо признать – и это было одним из самых тщательно охраняемых его секретов – полусильф был мстительным. Мелко мстительным – так безопаснее. Из вредности он не стал ничего говорить, пока не разделался с большей частью своей порции – на Мору во время еды он старался не смотреть, чтобы не портить себе аппетита – и только после того советник сыто и удовлетворённо сложил ручки на животе и окинул взглядом новоявленную без пяти минут наследницу, вверенную под его покровительство, явно и недвусмысленно ожидая вопросов с её стороны – а они должны были последовать, или он на самом деле переоценил умственные способности дочери Амнуэворы.

ДжорПиКай нарочито медленно (он умышленно испытывал долготерпение своей подопечной) промокнул губы салфеткой и пристально уставился на Мору своими водянисто-голубыми глазёнками. Взгляд был жёстким, как будто собираясь ударить.
– Быть может, ты сначала предпочла бы узнать причину, по которой умерла твоя мама? – с нажимом задал вопрос полусильф. Он помолчал немного, и когда затянувшееся молчание стало уж совсем нестерпимым, Ло’энас сам же и ответил на свой вопрос, и в его голосе звучали ноты жесточайшего разочарования. – К сожалению, я ошибся. Не предпочла бы. Тебя вообще ничего не интересует, кроме твоих сиюминутных удобств. Теперь я вижу, что Амнуэвора приняла правильное решение. Ты ничего не получишь, пока не достигнешь совершеннолетия. Сколько тебе сейчас? Сорок шесть? Ну ничего, у тебя в запасе ещё целых четыре года.
Полусильф отхлебнул от бокала шиповникового вина, вновь нарочито медленно промокнул губы салфеткой и продолжил:
– Четыре года, Моарамнисэль. И за это время ты должна доказать, чего ты стоишь. Иначе ты останешься без гроша. Разумеется, – поправился он, – Амнуэвора поручила мне выплачивать тебе содержание... на карманные расходы... – ДжорПиКай криво улыбнулся, показывая, что он думает о размере этого содержания. – Но основной капитал... Ах, Мора, Мора... Ты окажешься полной дурой, если позволишь семейному достоянию уйти из твоих лап...

– Ни за кого, – причудливый ход мыслей девчонки изрядно удивил ДжорПиКая. «Это ж надо же такое придумать!» – Возможно, ты удивишься, Мора, но жениха тебе придётся искать самостоятельно. «Если ещё найдётся кто-то, кто захочет взять тебя в жёны.»
– Условие, которое поставила твоя маменька, вовсе не касается твоей... личной жизни... – на несколько мгновений полусильф замолчал, подбирая самые разящие и точные формулировки. – Видишь ли, в чём дело, Мора. Большая часть твоего наследства спрятана. Всё, что ты видишь, – он обвёл рукой помещение, – это лишь мелочь по отношению к главному. Мусор. И ничего более. Естественно, твоя маменька оставила ключи, которые должны поступать к тебе в определённые моменты. И до того момента, как наступит твоё совершеннолетие, ты должна, пользуясь этими ключами, найти, куда твоя мать спрятала твоё наследство. Я всего лишь передаю тебе её волю.
ДжорПиКай помолчал несколько минут, давая Моарамнисэль время, чтобы осознать возникшую перед ней задачу, затем спросил:
– Тебе всё понятно, Мора? Или у тебя появились какие-нибудь вопросы?

ДжорПиКай самодовольно улыбнулся, пусть это было и не бог весть какое достижение – заставить думать и вести себя по-взрослому излишне дерзкую и недалёкую девицу. Однако чтобы не спугнуть удачу, не взбесить девицу и заново не испортить дело, внезапно начавшее идти как по маслу – так, как ДжорПиКай даже представить себе не мог, когда проигрывал в мыслях эту часть разговора – полусильф поспешил изменить улыбку на более нейтральную, снова нацепляя на себя маску доброго и участливого дядюшки.
Лицемерия ДжорПиКаю было не занимать.
– А это ты сама должна узнать, Мора, – ласково произнёс он, – эта вещь очень бросается в глаза, выделяясь из общего ряда. Либо потерпи до новолуния, когда я буду зачитывать перед всеми приглашёнными гостями написанные рукой твоей маменьки инструкции из первого конверта.
– Таково было желание твоей матери, – добавил он, погрустнев. – Я вообще не должен был ничего подсказывать тебе накануне Оглашения. Но, как видишь, не удержался. Не заставляй меня пожалеть об этом, – последнее было сказано уже более жёстким тоном. –  И покажи, всем покажи свой ум и сообразительность – так, чтобы у всех присутствующих отпали последние сомнения, что именно ты достойна распоряжаться своим состоянием!..
ДжорПиКай взглянул на часы.
– К сожалению, мне пора, – спохватился он, выкатываясь из-за стола и суетливо отряхивая несуществующие крошки с брюк. – Меня ждут в другом месте. Торт и мороженое доешь самостоятельно. И поспеши нанять себе хорошую прислугу – она очень тебе понадобится на приёме...
Последние слова долетели до Моарамнисэль из-за захлопывающейся двери. Засим поток полезных советов оборвался и новоявленная наследница осталась одна – как наверняка и мечтала всё это время. ДжорПиКай умел сделать свое общество неназойливым и приятным – а умел сделать так, чтобы собеседник сидел как на иголках в ожидании, когда он уйдет, несмотря на безусловную полезность для него разговора. Это было одной частью его проверки на психологическую выносливость – вещь, безусловно необходимую для любой светской дамы, а в планируемом им мероприятии, если уж полусильф решил бы сделать ставку на Моарамнисэль, что должно было привести их впоследствии к совместному пожинанию плодов этого сотрудничества, эта вещь девчонке очень понадобилась бы.
ДжорПиКай не хотел тратить силы на аутсайдеров.

Хоанита только-только прилегла отдохнуть – всё-таки впечатлений для одного дня старой феи было более чем достаточно. Всё время, что ДжорПиКай и Моарамнисэль провели, насыщая свою утробу жарким с грибами, Хоанита пробыла в своей каморке, усмиряя сердечную дрожь травяным чаем. И мало-помалу возраст и усталость взяли своё и старенькая фея погрузилась во дрёму...
...из которой её вырвал внезапный звон колокольчика.
«А-ах!.. Где? Что это?..» – Хоаните спросонья померещилось, будто что-то случилось с молодой хозяйкой, и только она, старая кухонная фея, когда-то отказавшаяся ото всех возможностей и отправившаяся в полное унижений и опасностей Никуда – в это змеиное гнездо: Курган Фэйри – только чтобы находиться всё время рядом с Амнуэворой, ныне же с трудом способная удержать поднос с супницей, являлась в состоянии помочь своей девочке, защитить её от неведомой опасности, готовой обрушиться на бедную малютку, оставшуюся без своей матери.
С трудом передвигаясь на дрожащих, подгибающихся ногах, Хоанита поспешила в гостиную.
Одного (и единственного) взгляда ей было достаточно, чтобы понять: их бедная крошка жива, более того – цела и невредима, и Хоанита поспешила как можно скорее заключить её в объятия, ни капли не смущаясь того, что её одежда пропахла сердечными травами – столь насыщенный запах был редким гостем даже в миру людей, в лавке какого-нибудь аптекаря.
– Да зоренька ты моя, отрадушка же ты моя ясная!.. Ты только скажи, чего тебе нужно – и Хоанита всё для тебя сделает!.. – с облегчением сказала – как будто прошелестела она, оросивши щеку молодой хозяйки так некстати выступившими старческими слезами радости.

– Солнышко моё, да что же ведь... – растроганно утирая слёзы, еле выговорила Хоанита. Ей мешали рыдания. – Голубка ты моя яхонтовая... Не стоит беспокойства, я могу ещё потерпеть...
Деликатно присев на самый краешек хозяйкиного дивана, старенькая фея извлекла из рукава своего строгого покроя халата отороченный кружевами снежно-белый носовой платок и какое-то время при поддержке сего незатейливого предмета галантереи усердно пыталась взять верх над своими истрепанными чувствами. Не прошло и пяти минут, как ей это удалось, и Хоанита могла говорить.
– О, нет. В последнее время я ничего не замечала, – собравшись с духом, заверила она молодую хозяйку. – Вот в предпоследнее... когда наступили – но мы-то тогда этого ещё не знали – мир праху её! – последние деньки вашей маменьки... Тогда да... Постойте-ка, хозяйка!.. – прервалась она, пристально – словно кролик, пытающийся загипнотизировать взглядом сброшенную змеиную шкуру – завороженно разглядывая одеяние Моры. Особенно внимание её, как будто магнитом, притягивал спасённый из печки браслет, в данную минуту покойно лежавший у Моарамнисэль на коленях. – Откуда у вас... ЭТО? – Хоанита была просто в ужасе. – Ваша мать никогда не любила бирюзу. Она справедливо считала её причиной всех несчастий, случившихся в этом доме. Особенно зеленоватую – но ведь голубая тоже могла позеленеть!.. И тогда ваша мать отдала распоряжение удалить все изделия из бирюзы из своего дома. Что можно – раздать слугам, с условием, чтобы эти предметы никогда не появлялись в пределах нашего дома. Что не будут брать – раздавать бедным, а что совсем уже никому не нужно – выкинуть в какой-то отдаленной пещере. И с тех пор больше ничего не должно было остаться – ни кусочка, ни камешка... Я вас прошу, поведайте вашей старенькой нянюшке, умоляю, ответьте мне, откуда вы это взяли?
Сморщенная дрожащая рука нерешительно потянулась к лежащему на коленях браслету, но на полпути как будто наткнулась на невидимую глазу преграду и остановилась.

Хоанита поохала, повздыхала и – что ещё оставалось делать? – пожелала своей молодой хозяйке спокойной ночи и поплелась баиньки. «Возможно, что молодая хозяйка на самом деле и правду говорит, что знает лучше, как разбираться с этой штуковиной» – успокаивала она себя, в попытке хотя бы таким образом оправдать своё малодушие.
В своей каморке старая фея напилась ещё лишний раз сердечного чая, потушила магический светильник и – на ощупь, поскольку была крайне застенчивым существом и никогда не переодевалась ко сну при свете – переменила свой халат на ночную рубашку. Её собственные простыни были хоть и ветхими – как и она сама – но зато накрахмаленными и чистыми, и Хоанита вполне заслуженно гордилась своим порядком.
Засыпая, она вдруг обнаружила, что не помнит, когда стелила Море постель, однако встать и поплестись выяснять было уже поздно: усталая старенькая фея провалилась в глубокий сон, а во сне больно многого не навыясняешься.